Сказка о рыбаке и рыбке

Медный всадник и Золотая рыбка. Поэма-сказка...

Образ, построенный на несообразности, - горький и смешной одновременно, сплетающий разные формы и планы бытия (государственный монумент, застрявший в трясине), потому и гротескный.  Если один образ Достоевского позволяет увидеть общность двух пушкинских произведений, то этот же закон смысловой обратимости действует и дальше, распространяясь и на пушкинские источники - немецкий и польский - которые, уже благодаря Пушкину, вступают в перекличку. Природа творчества метафорична. И это относится не только к конкретным словам и образам, но и к целым произведениям. Почему в этот октябрь 1833 года Пушкин творчески отозвался именно на два столь разных произведения, как 3-я часть поэмы "Дзяды" Мицкевича, с её обличением самодержавного Петербурга, и сказку из сборника братьев Гримм "Рыбак и его жена", разоблачающую женскую привередливость и самодурство? Очевидно, что и немецкая сказка, и польская поэма послужили Пушкину метафорами одного замысла, иносказаниями одного смысла, который по-разному - "сказочно" и "поэмно" - воплотился в его творчестве.  Благодаря пушкинскому посредничеству, мы в сказке "Рыбак и его жена" можем найти фразы, как бы иносказательно передающие коллизию 3-ей части "Дзядов" - между волей личности и отчуждающей властью государства, воплощенной в самодержавной твердыне северной столицы. "Сидит она перед ним истуканом и не двинется, не шелохнется" - так властолюбивая жена в сказке братьев Гримм предвещает "горделивого истукана" в "Медном всаднике".